Так много того, что выдается за заботу о себе, превращено в товар. Вот что нам нужно вместо этого.
«Проснись, проснись, маленький воробей!
Не строй свой дом в снегу…
Маленькая птичка, разве ты не знаешь?
Твои друзья улетели на юг много месяцев назад».
— Элла Дженкинс
Подобно автору Первого послания Иоанна, мы живем во времена «испытания духов». То есть мы должны различать формы свободы и несвободы, которые нам предлагаются, читая знаки нашего исторического момента — времени, когда катастрофа стала для нас ежедневной реальностью.
Боль, которая ведет нас к борьбе, также является корнем радости. Оба чувства утверждают нашу живость.
Многие из нас нашли дом в религиозных традициях, где обрели коллективную любовь, заботу, строительство сообщества и стойкость. Но так много того, что в США называют духовностью — церкви, считающие своей миссией лишь терапию, проповедники «евангелия процветания», белые евангелические националисты, движения нью-эйдж — всего лишь формы коммерциализации под другим видом. Иоанн предупреждает нас о лжепророках, которые с помощью быстрых решений и искаженных духовных утешений сеют разобщенность и путаницу ради собственной наживы.
Где мы будем строить свои гнезда?
Я — рукоположенный служитель в Сообществе утверждающих служений (The Fellowship of Affirming Ministries (TFAM) — это межденоминационное объединение, основанное в 2000 году епископом Иветт Фландер. Основная цель TFAM — поддержка религиозных лидеров и мирян в продвижении теологии радикальной инклюзивности, что требует активного социального служения, направленного на помощь всем нуждающимся без предвзятости и дискриминации. Термин «утверждающих» подчеркивает приверженность организации к радикальной инклюзивности и поддержке всех людей, независимо от их происхождения или социального статуса — прим. ред.) и работаю капелланом движения в Лос-Анджелесе. Я обучался как духовный наставник и с 2016 года занимаюсь пасторской работой с активистами, укорененными в вере. Моя работа опирается на мой основной опыт в медицинской антропологии и общественных исследованиях.
Я знаю, что Иисус сказал, что люди ценнее многих воробьев, но я также вижу, что мы очень похожи на них. Нам нужен приют и пища. Нам нужно укрытие. Нам нужно где-то свить гнездо. Но с кем мы будем делать это — и на короткую, и на длинную дистанцию? И где нам его строить?
Строя гнезда в снегу
Для тех из нас, чья активность и вера тесно переплетены, искушение уйти в безопасную «внутреннюю жизнь» может быть очень сильным. Почему браться за то, что мы не можем исправить за свою жизнь? Настоящий исторический момент стремится разделить нашу веру и активизм. Укрываться в одной только вере — значит перейти в оборону, погрузиться в отрицание и истощение. Но один лишь активизм тоже не даст полного ответа.
В своей книге 2023 года Чума Жаклин Роуз обращает внимание на такие защитные и наполненные страхом позиции:
«Что остается от внутренней жизни, когда мир становится более жестоким — или кажется более жестоким — чем когда-либо прежде? Когда он содрогается от нанесенных ему ударов — пандемии, войны, голода, климатической катастрофы, или всего этого вместе, — что происходит с тканью разума?»
Она продолжает:
«Остается ли ему только защищаться — закрыться на засов, поднять мост (если использовать привычные метафоры субъекта под осадой), просто выживать? И оставляет ли это место для скорби — не только по тем, кого мы потеряли, но и по обломкам, разбитым частям и спутанным фрагментам человеческого сердца, которые делают нас самими собой?»
Для большинства людей и множества других существ, населяющих нашу разрушающуюся экосистему, сегодня на повестке стоит не простое выживание. Наши умы мечутся между тревогой, отчаянием и бесконечным стремлением к чему-то лучшему — даже к кому-то лучшему, чем мы есть сейчас.
Формулировка Фрейда о диалектике спасительной скорби и разрушительной меланхолии преследует этот век так же, как и предыдущий. Мы думаем, что знаем, кого потеряли, но не знаем, что потеряли. Возможно, бесконечные удары, которым подверглись миллионы людей из-за до сих пор неразрешенной пандемии COVID-19, разрушили то, что Роуз называет «тканью» наших умов?
Эта давно отложенная работа скорби ощутима в нашем все более тяжелом коллективном дыхании и часто оказывается на периферии нашей политической деятельности. В своей работе капеллана социальных движений и духовного наставника я замечал, как активисты бесконечно извиняются, когда у них перехватывает голос или слезы наворачиваются на глаза прямо во время организационной работы, словно их слезы — и слезы стольких других людей — не являются неотъемлемой частью борьбы с несправедливостью.
Это и есть то, о чем предупреждала покойная народная певица и активистка Элла Дженкинс в своей песне Wake Up, Little Sparrow(«Проснись, маленький воробей»): когда мы строим свои гнезда «в снегу», мы холодеем к потребностям собственного тела. Жаклин Роуз помещает наши разрозненные и разбитые “я” в наши сердца, и это особенно откликается в данный момент.
Но сейчас, когда катастрофа стала нашим ежедневным хлебом, одного сердца недостаточно.
«Нет зла, которое длится сто лет»
В ПОСЛЕДНИЕ несколько лет катастрофическое разрослось до всемирно-исторического масштаба. Лишь немногим удается надолго избежать его зловещего физического и психического хватка. Страх становится нашим первым источником утоления жажды. В голове шепотом всплывают слова моей матери: «No hay mal que dure cien años ni cuerpo que lo resista.» («Нет зла, которое длится сто лет. И нет тела, способного вынести его козни.»)
Но, мамочка, души могут сломаться в одно мгновение, а тела рушатся в считанные секунды. Разве твоя душа не сломалась, когда ты умерла в Пуэрто-Рико от COVID-19 в колониальной больнице, предоставленной США для своих граждан второго и третьего сорта на имперских задворках? Когда тебе стало нечем дышать, Мерседес Колон, решила ли ты отпустить жизнь, потому что знала, что ждет нас после 2020 года? Проголосовала ли ты своей душой против этой мимолетной телесной жизни?
Осознание того, что моя мать не станет свидетелем того, что последовало за 2020 годом, приносило мне утешение, пока я пережидал локдаун в одиночестве, в своей квартире, среди книг, всего в трех кварталах от всех своих родных. Я был одновременно радикально на месте и вне места.
Социальный психиатр и урбанистка Минди Фуллиллав, импровизируя в рамках дисциплинированной коллективной мудрости черной радикальной традиции, видит нашу искусственно созданную «вне-местность» как ключевую проблему XXI века. Она объясняет:
«Африканцы, аборигены, сельские крестьяне и горожане перебрасывались с одного места на другое, поскольку “прогресс” требовал:
„Земля — сюда!“ или „Люди — туда!“
Перерезая корни стольких людей, мы разрушили язык, культуру, традиции питания и социальные связи.
Мы выстлали океаны костями и наполнили мусорные свалки кирпичами».
Кости в океане напоминают нам о прибыльной жестокости Срединного прохода. Кирпичи, спасенные из-под обломков, вызывают в памяти детей Южного Бронкса, которые использовали запятнанные матрасы вместо батутов, прыгая в неведомое будущее. Земля как частная собственность, а не как «свободный дар природы», как напоминал Маркс, остается порядком вещей.
Фуллиллав требует отчета за политику элит и инвестиционные решения, которые разрушили черные общины в США в послевоенную эпоху, прикрываясь лозунгом «городского обновления» — которое для одних означало благоустройство, а для других, не имеющих ресурсов, катастрофическое выселение. Процветающие черные кварталы по всей Америке рассыпались под натиском риелторов, политиков и банкиров, которые с радостью кредитовали тех, кто видел выгоду в дешевой земле и перспективе высоких арендных доходов, как только „нищих“ уберут с дороги.
Контрповстанческие меры по сдерживанию — а если потребуется, и уничтожению — полного расцвета черных общин в этой стране имеют ужасающую протяженность во времени. Фуллиллав адаптировала термин „корневой шок“ из ботаники, чтобы описать эту историю в сжатой форме.
«Корневой шок» и век катастрофы
Корневой шок предшествует и предвещает эпоху, в которой катастрофа стала нашим ежедневным хлебом. Те из нас, кто родился и вырос в районах, ставших мишенью для «городского обновления», а позже — джентрификации, впитали глубину и богатство своих сообществ и родных мест.
Это богатство по-прежнему остается резервуаром надежды и трамплином для творческого сопротивления, восстановления и коллективной памяти, которые так необходимы в наше время.
Правящие элиты обожают встречаться с простыми людьми „там, где они есть“, потому что их пугает мысль о том, куда эти сообщества могут прийти, если их освободить от экономического господства, социальной опеки и институционального подчинения.
Они практикуют не „безусловное уважение“, а временно сдерживаемую ненависть, замаскированную под элитарную белую учтивость.
Но маленькие воробьи помнят…
Но маленькие воробьи помнят прошлое. Мы помним поляны, на которых мы могли строить свои гнезда и процветать.
Те из нас, кто жил на окраинах институциональной церкви, но не на окраинах Евангелия, давно распознали истину:
Живое Слово по-прежнему действует в мире как Любовь, которая никогда не перестает рождать новые Писания и пророчества.
Взращивание наших душ
Маленькие воробьи обладают добродетельной привычкой находить гнезда в самых неожиданных местах. В своем величественном историческом романе «Возлюбленная» Тони Моррисон пишет о поляне в лесу Огайо, где освобожденные африканцы собираются по призыву Бэби Саггс Святой, их духовного лидера и матери. Но сама по себе «Поляна» не является святой. На самом деле ни одно место таким не является. Оно становится местом Духа только благодаря взаимодействию любви и заботы.
Слезы не прерывают и не отклоняют работу. Они — часть работы.
То, что делает Поляну у Моррисон священной, — это слезы, смех, танцы до изнеможения и насыщенные молчания освобожденных чернокожих людей, которые проживают историческую травму рабства в этом пространстве, восстанавливающем дыхание, в самом обычном среднезападном лесу. Духовная работа, которую ведет Бэби Саггс, создает пространство для слез, воспоминаний, скорби, радости и связи между поколениями. Она питает их духи — и сама питается этим. В конце этого собрания Бэби Саггс Святой предлагает свое «огромное сердце» всем, чтобы они могли обновиться, расцвести и освободиться от страданий и травм всех тех, кто жил в рабстве.
Давайте вернемся к слезам того активиста, который извинился за то, что заплакал во время собрания. Извинения не были бы необходимы, если бы наши гнезда и поляны были пространствами скорби, траура и коллективного развития ради освобождения. Слезы не прерывают и не отклоняют работу. Они — часть самой работы.
Педагог и аболиционист тюрем Роберт Сембер сказал мне, что траур и скорбь — это часть борьбы за лучший мир: «Скорбь прорывает молчание аккордами раздирающей печали и коллективной решимости, — сказал он. — Общая утрата связывает нас искупительной солидарностью. Парадоксально, но боль, которая приводит нас к борьбе, также является корнем радости. Оба чувства утверждают, что мы живы, вместе живы. Скорбь и радость заключают в себе, в поэзии чувств, имманентную свободу. … Мы оплакиваем и празднуем то, что потеряли. И, делая это, мы несем вперед те завтрашние дни, которые были мечтами прошлого».
Когда мы прислушиваемся к слезам скорбящего активиста, мы совершаем коллективную работу траура, которая преобразуется в то, что Сембер называет «искупительной солидарностью». Разрывающая боль утраты — это преддверие возможности радости и коллективного движения вперед. Наши слезы — это соль истории, придающая вкус будущему, в котором человечность сможет расцвести. Таким образом, то, что сначала кажется нам прерыванием работы освобождения, на самом деле является тем самым условием, которое делает возможными глубочайшие социальные и духовные преобразования. Сембер указывает на связь «поэзии чувств» и «имманентной свободы»: они находят свое прибежище в духовной работе, которая так необходима в наше время.
Духовная работа — это коллективный труд по раскрытию себя Духу и позволению революционной Любви стать нашим вдохновением и поддержкой. В книге «Следующая американская революция: Устойчивый активизм для XXI века» Грейс Ли Боггс призывает нас понять, что пришло время «взращивать наши души». Но душа, о которой говорит Боггс, — это не призрачный дух, преследующий плоть, не скрипящий механизм в машине жизни. Это то, что происходит, когда люди осмысляют и перерабатывают то, что дала им история, и превращают это в надежду на новое освобожденное пространство, где может расцвести все богатство человеческих способностей.
Духовный труд радикально интимен и личен, но при этом глубоко коллективен и масштабен. Он воплощает в себе язык желаний, снов, новых пророчеств и миров — и тех, что давно исчезли, и тех, что только готовятся расцвести. Духовный труд — это кровь, пот и слезы. Он как околоплодные воды, в которых вызревают мастерские будущего, достойного для жизни.
Но этот труд не индивидуален. Он требует совместного строительства гнезд с людьми, преданными друг другу, которые готовы практиковать моральное осмысление проблем нашего времени.
Духовный труд рождает силу души. Он освобождает маленьких воробьев, позволяя им пересекать бескрайние океаны и обнимать небеса крыльями. Сила души — это динамическая сила, которую рождают и высвобождают народные освободительные движения, когда мы, слишком долго угнетенные, начинаем по-настоящему присутствовать в своих жизнях, среди своих людей. Когда это происходит, насилие и коррупция олигархов больше не могут использовать страх или даже саму смерть, чтобы задержать нас на пути к строительству нового неба и новой земли.
Сила души порождает харизматический дар революционного духовного распознавания, который так отчаянно необходим маленьким воробьям этого мира. Этот дар не предназначен только для отдельного человека, хотя он может проявиться сначала в нем, прежде чем стать частью коллектива. В конечном счете, сила души существует для взращивания и защиты общего блага.
Революционное распознавание — это дисциплинированная практика внимания к самым мельчайшим аспектам силы души и способность видеть баланс между духами свободы и несвободы в данной политической и духовной ситуации. В этот момент, когда триумфует трампизм, пришло время заняться нашим духовным трудом. На кону стоят будущие, которые нужно спасти.
Автор: Эдгар Ривера Колон
